Екимов Борис Петрович. Родительская суббота (рассказы разных лет)

Очень часто, прожив тяжелую жизнь, полную тягостных воспоминаний и заботы о близких, на склоне лет старики влачат своё существование в домах престарелых. По какой причине пожилые люди проводят последние годы жизни в одиночестве? Над этим вопросом предлагает нам задуматься Б.П. Екимов.

Анализируя проблему, рассказчик приводит в пример историю своей няни, вынужденную проводить остаток своей жизни в доме престарелых. Герой делает акцент на репутации места, на качестве обслуживания и на положительный отзыв самой Марьяны, однако он и его отец по поведению и взгляду женщины замечают, что, если бы у няни была возможность вернуться домой, она бы не задумываясь оставила «этот замечательный приют». Марьяна всю свою жизнь тратила на заботу о других, и даже попав в дом престарелых, она бесплатно устроилась работать на кухню и «была очень довольна своей карьерой». Остатки своей пенсии эта женщина попросила отдать младшему брату главного героя и всем своим видом пыталась изображать счастье и прежнюю молодую прыть – однако рассказчик чувствовал, что это была лишь маска. К собственному стыду он почувствовал, что, как бы Марьяна не старалась убедить всех в благополучии собственного существования, остаток своей жизни она в любом случае хотела бы прожить со своими близкими. Сердце героя подсказывало ему, что он поступил неправильно, и бесследная смерть няни лишь сильнее взбудоражила его совесть.

Автор считает, что всегда и при любых обстоятельствах нужно ценить то, что делают и делали для нас наши близкие. Забота и уважение – лишь малое, чем мы можем отблагодарить их за вселенскую доброту, однако многие забывают даже об этом.

Я полностью согласна с мнением публициста и тоже считаю, что никто из нас не в праве незаслуженно обрекать наших близких на одинокую старость. Все мы должны ценить у уважать тех, кто вложил в нас свою душу.

В рассказе А.И. Солженицына «Матренин двор» автор описывает одинокую старость женщины, которая всю свою жизнь потратила на заботу о близких. Матрена всегда бескорыстно помогала всем вокруг, а в ответ получала лишь равнодушие. Как бы неблагосклонна не была для неё судьба, Матрена всегда и на все отвечала добродушием и приветливостью и никогда не обременяла окружающих своими просьбами – а в ответ на чужие всегда отвечала отзывчивостью. Однако, когда женщина действительно нуждалась в помощи, её не последовало ни от приемной дочери, ни от соседей, ни от подруг и сестер – они были способны лишь делить нищий скарб героини после её смерти.

В романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» писатель описывает пренебрежительное отношение главного героя к своим пожилым родителям, которые всем сердцем любили своего сына. Евгению докучали их забота и внимание, он не понимал, насколько важен он для своей семьи и поэтому не проявлял ответных чувств и не спешил радовать родителей своим приездом. Герой казался холодным по отношению к родителям и только перед лицом смерти осознал, что их любовь была самым искренним и чистым чувством в его жизни. Базаров слишком поздно осознал, что должен был проводить больше времени со свей семьей и дарить ей любовь и заботу, пока была такая возможность.

Таким образом, можно сделать вывод, что забота, любовь и внимание – самое малое, что мы можем дать нашим близким, которые всем своим сердцем к нам привязаны. И если есть возможность наполнить смыслом чью-то жизнь, упускать её будет по меньшей мере жестоко.

Оффлайн

Любовь Михайловна, проверьте, пожалуйста, сочинение. Заранее большое спасибо!

1)Писем от Марьяны, старой нашей няньки, ждать не приходилось. (2)Мы с отцом решили её проведать. (З)Ухоженный дом престарелых для бывших партийных работников стоял в редком пригородном лесочке. (4)Марьяна вышла к нам из дома со своей обычной радостной улыбкой до ушей. (5)Но только эта широкая улыбка да ещё медвежья неуклюжесть движений остались от совсем поседевшей няньки. (6)Да ещё, как прежде, она молола языком без перерыва. (7)Оказалось, что здесь ей быстро наскучило сидеть сложа руки, и она попросилась в помощники на кухню. (8)Обслуга давно догадалась, что ни к советским, ни к партийным работникам Марьяна не принадлежит, а относится к разряду законченных простофиль, и на кухню бесплатного работника приняли без всяких проволочек. (9)Няня была очень довольна своей карьерой. - (10)И тут пригодилась! - хвасталась она, выставляя перед нами дрожащие руки. - (И)С утра вот этими руками мешок картошки перечищу... (12)Палата у нас большая, что церковь, - продолжала она. - (13)На четверых. (14)Но одна бабка померла, и теперь койка гуляет. (15)А нам и лучше, свободнее!.. (16)Вообще она бодрилась изо всех сил и явно старалась убедить нас, как ей хорошо и славно живётся. (17)Но я слушал её, и сердце моё сжималось, а глаза почему-то не хотели смотреть на Марьяну. (18)Чувствовалось, предложи мы ей сейчас оставить этот замечательный приют с прекрасно налаженным бытом и поехать вместе с нами домой, она без раздумья пошла бы к машине. (19)Уже когда мы прощались, обещая обязательно навестить её снова, Марьяна вспомнила ещё одно дело. - (20)Пенсия моя пропадает! - сказала она отцу с непреходящей улыбкой. - (21)Санитарки очки у бабок попрячут и деньги их прибирают. (22)А что сделаешь? - спохватилась она, поняв, что бросает тень на репутацию своего великолепного заведения. - (23)Они ж молодые, скорые. (24)Ты скажи, чтобы мою пенсию в банке складывали. (25)А когда меня закопают в землю, - тут она, как встарь, попыталась лихо топнуть ногой, - отдай эти деньги меньшему. - (26)Она имела в виду моего младшего брата. (27)Отец, тоже, видимо, слегка расчувствовавшийся от встречи с Марьяной, заговорил было, что она проживёт ещё сто лет. (28)Но что-то новое и серьёзное скользнуло по лицу няни, и она оборвала отца: - (29)Да нет, пойду я уже скоро к Богу. (30)В конце лета из дома престарелых позвонили и сообщили о смерти Марии Ивановны Миколуцкой. (31)Где её похоронили, неизвестно. (32)Ни один из нас не побывал на её могиле. (33)А нынче эту могилу уже не сыщешь. (34)Одиноким старухам, умирающим в домах престарелых, ни металлических крестов, ни каменных надгробий не полагается. (35) Достаётся им чаще всего деревянный колышек с фанерной дощечкой, на которой небрежно написаны фамилия и даты рождения и смерти. (36)Но через год-другой дождь и снег отнимают у фанерки чернильную надпись, колышек падает, могильный холмик оседает, и никаких следов того, что здесь лежат чьи-то кости, не остаётся. (37)Остаётся просто земля, из которой каждую весну дружно лезут куриная слепота, конский щавель, лопухи и одуванчики. (38)Сейчас мне кажется, что так и должно быть. (39)Во что ещё могла превратиться наша няня, как не в простую землю, заросшую травой? (40)Так я говорю себе и с подозрением прислушиваюсь к собственным словам: не пытаюсь ли я просто-напросто успокоить свою совесть? (По Б. Екимову*) Борис Петрович Екимов (род. в 1938 г.) - русский прозаик и публицист.

Мое сочинение:

Почему пожилые люди часто остаются одни? Имеет ли молодое поколение право не заботиться о них, оставлять в одиночестве? Именно над этими вопросами задумывается в предложенном для анализа тексте Борис Петрович Екимов, русский прозаик и публицист, поднимая проблему равнодушного отношения к пожилым людям.
Герой – рассказчик описывает визит к Марьяне, своей старой няне, которая жила в доме престарелых. Марьяна старалась убедить героя-рассказчика и его отца, что ей хорошо живется, но «чувствовалось, предложи ей оставить этот замечательный приют и поехать домой, она без раздумья пошла бы к машине». Даже живя, в доме престарелых, старая няня продолжала заботиться о дорогих ей людях, поэтому она просила отдать свою пенсию брату героя рассказчика. Когда Марьяна умерла, рассказчик и его отец даже не узнали, где находится ее могила. Автор особо подчеркивает, что герой осознает, насколько неправильно он поступил по отношению к своей няне, и понимает, что не должен был забывать о человеке, который заботился о нем. Он пытается оправдать свое поведение, но спрашивает себя: «Не пытаюсь ли я успокоить свою совесть?».
Борис Екимов считает, что нужно внимательно относиться к близким пожилым людям. Нужно заботиться о них, уважать их, не оставлять в одиночестве, ценить то, что они для нас сделали.
Я полностью согласен с позицией автора. Я считаю, что у нас нет права бросать на произвол судьбы тех, кто нас любит, кто вложил в нас свою душу.
Подтверждение моих слов можно найти в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети». Евгений Базаров, один из главных героев произведения, пренебрежительно относился к своим старым родителям, их забота и внимание докучали ему. Старики Базаровы жили мечтой о встрече с сыном, для них не было никого важнее, чем он. А Базаров не проявлял ответных чувств, казался холодным по отношению к родителям, не спешил порадовать их своим приездом. Только перед лицом смерти он осознал, что его пожилые родители были единственными людьми, по-настоящему его любившими. Он понял, что должен был уделять им больше внимания, ценить их заботу, но понял он это слишком поздно.

Наша жизнь устроена так, что ее закат зачастую означает зависимость человека от других. И люди должны с чуткостью относиться к тем, чью жизнь они могут улучшить, наполнив ее смыслом.

Ответы (5 )

Ответ принят

Оффлайн

Почему пожилые люди часто остаются одни? Имеет ли молодое поколение право не заботиться о них, оставлять в одиночестве? Именно над этими вопросами задумывается в предложенном для анализа тексте Борис Петрович Екимов, русский прозаик и публицист, поднимая проблему равнодушного отношения к пожилым людям.(НЕЛЬЗЯ В ПРОБЛЕМЕ СТАВИТЬ ДВА ВОПРОСА! ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ НА НИХ ОТВЕТИТЬ. Переделай на один.)
Герой – рассказчик описывает визит к Марьяне, своей старой няне, которая жила в доме престарелых. Марьяна старалась убедить героя-рассказчика и его отца, что ей хорошо живется, но «чувствовалось, предложи ей оставить этот замечательный приют и поехать домой, она без раздумья пошла бы к машине». Даже живя,(зачем знак?) в доме престарелых, старая няня продолжала заботиться о дорогих ей людях, поэтому она просила отдать свою пенсию брату героя. Когда Марьяна умерла, рассказчик и его отец даже не узнали, где находится ее могила. Автор особо подчеркивает, что герой осознает, насколько неправильно он поступил по отношению к своей няне, и понимает, что не должен был забывать о человеке, который заботился о нем. Он пытается оправдать свое поведение, но спрашивает себя: «Не пытаюсь ли я успокоить свою совесть?».(Где ответ на вопрос проблемы? Почему пожилые люди часто остаются одни?)
Борис Екимов считает, что нужно внимательно относиться к близким пожилым людям. Нужно заботиться о них, уважать их, не оставлять в одиночестве, ценить то, что они для нас сделали.
Я полностью согласен с позицией автора. Я считаю, что у нас нет права бросать на произвол судьбы тех, кто нас любит, кто вложил в нас свою душу. ОБ ЭТОМ НЕ РАЗ ПИСАЛИ РОССИЙСКИЕ КЛАССИКИ.
Подтверждение моих слов](Г. ) можно найти в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети». Евгений Базаров, один из главных героев произведения, пренебрежительно относился к своим старым родителям, их забота и внимание докучали ему. Старики Базаровы жили мечтой о встрече с сыном, для них не было никого важнее, чем он. А Базаров не проявлял ответных чувств, казался холодным по отношению к родителям, не спешил порадовать их своим приездом. Только перед лицом смерти он осознал, что его пожилые родители были единственными людьми, по-настоящему его любившими. Он понял, что должен был уделять им больше внимания, ценить их заботу, но понял он это слишком поздно.
Подобная ситуация описывается в рассказе К. Г. Паустовского «Телеграмма». Настя, главная героиня рассказа, жила в Ленинграде и никак не могла найти времени, чтобы написать письмо в деревню своей матери, Катерине Петровне. А для старушки-матери дочь была единственным смыслом существования, она жила надеждой на встречу с ней. Настя же не хотела ехать в деревню, она кружилась в вихре городской жизни. Когда она наконец приехала, Катерина Петровна уже умерла, так и не дождавшись дочери. Лишь тогда Настя поняла свою вину перед матерью, которую она так незаслуженно забыла и обрекла на одиночество, чью любовь она не смогла оценить.
Наша жизнь устроена так, что ее закат зачастую означает зависимость человека от других. И люди должны с чуткостью относиться к тем, чью жизнь они могут улучшить, наполнив ее смыслом.
Ответ принят

Оффлайн

Большое спасибо! Сколько баллов можно получить за такое сочинение?
Постарался исправить ошибки, вот что получилось:
К сожалению, пожилые люди часто остаются одни. Но разве молодое поколение имеет право не заботиться о них, оставлять в одиночестве? Именно над этим вопросом задумывается в предложенном для анализа тексте Борис Петрович Екимов, русский прозаик и публицист, поднимая проблему равнодушного отношения к пожилым людям.
Герой – рассказчик описывает визит к Марьяне, своей старой няне, которая жила в доме престарелых. Марьяна утверждала, что ей хорошо живется, но «чувствовалось, предложи ей оставить этот замечательный приют и поехать домой, она без раздумья пошла бы к машине». Даже живя в доме престарелых, старая няня продолжала заботиться о дорогих ей людях, поэтому она просила отдать свою пенсию брату героя рассказчика. Когда Марьяна умерла, рассказчик и его отец даже не узнали, где находится ее могила. Автор особо подчеркивает, что герой осознает, насколько неправильно он поступил по отношению к своей няне, и понимает, что не должен был забывать о человеке, который заботился о нем. Он пытается оправдать свое поведение, но спрашивает себя: «Не пытаюсь ли я успокоить свою совесть?».
Борис Екимов считает, что следует внимательно относиться к близким пожилым людям. Нужно заботиться о них, уважать их, не оставлять в одиночестве, ценить то, что они для нас сделали.

Так, к теме отношения к пожилым родителям обращается И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети». Евгений Базаров, один из главных героев произведения, пренебрежительно относился к своим старым родителям, к их заботе и вниманию. Старики Базаровы жили мечтой о встрече с сыном, для них не было никого важнее, чем он. А Базаров не проявлял ответных чувств, казался холодным по отношению к родителям, не спешил порадовать их своим приездом. Только перед лицом смерти он осознал, что его пожилые родители были единственными людьми, по-настоящему его любившими. Он понял, что должен был уделять им больше внимания, ценить их заботу, но понял он это слишком поздно.
Подобная ситуация описывается в рассказе К. Г. Паустовского «Телеграмма». Настя, главная героиня рассказа, жила в Ленинграде и никак не могла найти времени, чтобы написать письмо в деревню своей матери, Катерине Петровне. А для старушки-матери дочь была единственным смыслом существования, она жила надеждой на встречу с ней. Настя же не хотела ехать в деревню, она кружилась в вихре городской жизни. Когда она наконец приехала, Катерина Петровна уже умерла, так и не дождавшись дочери. Лишь тогда Настя поняла свою вину перед матерью, которую она так незаслуженно забыла и обрекла на одиночество, чью любовь она не смогла оценить.
Ответ принят

Оффлайн

К сожалению, пожилые люди часто остаются одни. Но разве молодое поколение имеет право не заботиться о них, оставлять в одиночестве? Именно над этим вопросом задумывается в предложенном для анализа тексте Б. П. Екимов, русский прозаик и публицист, поднимая проблему равнодушного отношения к пожилым людям (Убери это.Л).
Герой – рассказчик описывает визит к Марьяне, своей старой няне, которая жила в доме престарелых. Марьяна утверждала, что ей хорошо живется, но «чувствовалось, предложи ей оставить этот замечательный приют и поехать домой, она без раздумья пошла бы к машине». НО ЕЕ НИКТО НЕ ПОЗВАЛ...А СТАРАЯ НЯНЯ, ДАЖЕ живя в доме престарелых, продолжала заботиться о дорогих ей людях, поэтому она просила отдать свою пенсию брату героя- рассказчика. Когда Марьяна умерла, рассказчик и его отец даже не узнали, где находится ее могила. Автор особо подчеркивает, что герой осознает, насколько неправильно он поступил по отношению к своей няне, и понимает, что не должен был забывать о человеке, который заботился о нем. Он, пытаясь оправдать свое поведение, спрашивает себя: «Не пытаюсь ли я успокоить свою совесть?».
Борис (НУЖНО ОДИНАКОВО:Б.П,) Екимов считает, что следует внимательно относиться к близким пожилым людям. Нужно заботиться о них, уважать их, не оставлять в одиночестве, ценить то, что они для нас сделали.
Я полностью согласен с позицией автора. На мой взгляд, у нас нет права бросать на произвол судьбы тех, кто нас любит, кто вложил в нас свою душу. Об этом не раз писали российские классики.
Так, к теме отношения к пожилым родителям обращается И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети». Евгений Базаров, один из главных героев произведения, пренебрежительно относился к своим старым родителям, к их заботе и вниманию. Старики Базаровы жили мечтой о встрече с сыном, для них не было никого важнее, чем он. А Базаров не проявлял ответных чувств, казался холодным по отношению к родителям, не спешил порадовать их своим приездом. Только перед лицом смерти он осознал, что его пожилые родители были единственными людьми, по-настоящему его любившими. Он понял , что должен был уделять им больше внимания, ценить их заботу, но понял он это слишком поздно.
Подобная ситуация описывается И в рассказе К. Г. Паустовского «Телеграмма». Настя, главная героиня рассказа , жила в Ленинграде и никак не могла найти времени, чтобы написать письмо в деревню своей матери , Катерине Петровне. А для старушки-матери дочь была единственным смыслом существования, она жила надеждой на встречу с ней. Настя же не хотела ехать в деревню, она кружилась в вихре городской жизни. Когда она наконец приехала, Катерина Петровна уже умерла, так и не дождавшись дочери. Лишь тогда Настя поняла свою вину перед матерью, которую она так незаслуженно забыла и обрекла на одиночество, чью любовь она не смогла оценить.
Наша жизнь устроена так, что в старости человек особенно нуждается в заботе и поддержке. И люди должны с чуткостью относиться к тем, чью жизнь они могут улучшить, наполнив ее смыслом.
Илья, получилась хорошая работа. Подчисти ее.
К1-1 К2-3 К3-1 К4-3 К5-0 К6-1 К7-3 К8-3 К9-2 К10-1 К11-1 К12-1=20 баллов

Пример написания сочинения по тексту Б. Екимова.

Сочинение по тексту Б. Екимова.

Пример 1:

Автор этого текста Б. Екимов делится с читателем своими воспоминаниями об одном случае из своей жизни. Читатель наблюдает за ремонтом небольшого сарая, принадлежащего некоей тёте Нюре. Суть рассказа заключается в проблеме взаимоотношений соседей.

Текст написан простым и доходчивым языком, который мы используем в обычной, повседневной жизни.

Б. Екимов представляется нам честным и добросовестным человеком, который не желает зла окружающим его людям. И поэтому перестраивает сарай так, чтобы не навредить своим соседям.

В первую очередь, хочу выразить свое согласие и одобрение автору текста, так как он поступил по совести и, несмотря на проделанный труд, перестроил всё заново.

Не менее важным доказательством добропорядочности автора является то, что после того как новые соседи строят свой свинарник рядом с домом Екимова, он не начинает ссору с ними.

Поразмыслив над содержанием текста, начинаешь понимать, что в мире много мелких пакостей, которые люди делают друг другу. И в то же время нельзя не проникнуться чувством удовлетворения, что есть на свете люди с понятием чести и совести.

Сочинение - рассуждение по Б. Екимову (Пример 2)

Изображению характера русской женщины посвящено немало страниц в творчестве таких писателей, как Пушкин и Некрасов, Тургенев и Толстой, Лесков и Достоевский, которые стали продолжателями традиций древнерусской литературы. Ярославна и Февронья Муромская, княгиня Волконская и Татьяна Ларина, Наталья Ласунская и Наташа Ростова…
Традиции русской классической литературы были продолжены и писателями 20-21 века.
В тексте Бориса Екимова, современного прозаика и публициста, поставлена проблема цельности характера русской женщины – проблема традиционная и в тоже время актуальная для наших дней.
Мария Ивановна Миколуцкая, няня рассказчика, чей образ предстает перед нами в отрывке, всю свою жизнь посвятила чужой семье и была отправлена, очевидно, за ненадобностью, в дом престарелых – так позаботился о ней «высокопоставленный» хозяин. Не привыкшая бездельничать, она и здесь помогает бесплатно на кухне и радуется, что ее руки пригодились. Несмотря на то, что ее отправили доживать в этот дом престарелых, она не жалуется на свою судьбу, а просит похлопотать, чтобы ее пенсию сохраняли в банке и после смерти передали младшему брату рассказчика.
Восхищает открытость, безграничная доброта старой няни по отношению к окружающим, стремление быть нужной людям и желание трудиться. Женщина не сетует на свою судьбу и не хочет быть никому в тягость. В этом и заключается цельность характера героини.
Таких женщин действительно немало, особенно в наших деревнях. Приведу в пример Матрену из рассказа А.И.Солженицына «Матренин двор».Как и Мария Ивановна, она всю свою жизнь безропотно помогала окружающим ее людям – родственникам, колхозникам, приемной дочери и радовалась, что в ее помощи нуждаются, не требуя ничего взамен.
В романе Василия Белова «Привычное дело» также создан прекрасный образ женщины –Катерины, жены Ивана Африкановича. Она всю свою любовь отдала мужу и детям, была великой труженицей, смиренно переносила все тяготы жизни, любую непосильную работу и тихо ушла из жизни.
Из всего вышесказанного следует сделать вывод, что характер русской женщины
многогранен и загадочен и, как бы ни менялись условия жизни, жизненные устои, главное в нем остается неизменным.

В щи с квашеной капустой картофель закладывают вначале, иначе он будет словно камень-голыш, не проварится.
Когда картофель и капуста сварятся, то хозяйка неискушенная проверит готовность «на зуб» или ложкой, а опытная все поймет без «покупки», на запах, на нюх. Теперь надо закладывать готовую густую заправку из жаровни и следом, не мешкая, мелко нарезанную свежую зелень, толченую дольку чеснока и малую толику заправки перцовой, острой. Последнее – только на любителя. Не всякому нравится острота. Чаще для этого на обеденном столе лежит высушенный стручок жгучего перца – гардала. Возьмут перчик за хвост и полощут в тарелке со щами. Глядя на взрослых, ребятишки порой усердствуют, и часто не в меру. Наперчат, даже слезы из глаз. «Тебя упреждали, – скажет мать. – Теперь ешь до дна, доедывай свою дурь».
Толченый чеснок тоже не всегда кладут. Свежее хлебово с легким чесночным душком хорошо. Но если варят щи не на один день, то лучше чеснок не класть, прогоркнет.
Лавровый лист – тоже на любителя, но кладется он в самом конце варки. А еще – тоже на любителя – две-три столовые ложки горчичного масла
Уже готовые щи надо с огня убрать, но дать на легком жару настояться хотя бы десять – пятнадцать минут.
А уж тогда – крышку прочь! – являются миру и семье горячие донские щи.
Пахучие, огневые, даже на погляд. Ведь в них не только нынешний печной жар, но солнечный, сбереженный за долгое лето, пока из малого семени росли, наливались земными соками, а потом спели и зрели помидоры, тугие, алые, на развал и вкус – сахарные, сизые от натуги луковицы величиной в кулак, рдяные от спелости, фунтовые перцы, хрусткие морковки. Спели и зрели долго, чтобы в сегодняшний единый час разом отдать всю свою сладость, терпкость, запах и цвет и конечно сытость да силу. Так и получаются донские щи. Главное наше яство и угощение.

Самые счастливые

Вот и август проходит. Лету – конец. Дни стоят солнечные, жаркие, словно вернулся месяц июль. Но по вечерам – зябко, а утром и вовсе пар изо рта и роса белая, ледяная, чтобы не забывали: лету пришел конец. Ночью так звездно, словно и там, в полях и садах высоких, все спеет и зреет. И вот уже золотые райские яблочки с тихим шелестом, прочертив небосклон, летят к земле.
Еще вчера желтая луна, словно большая спелая дыня, поднималась с вечера и долго светила в теплой ночи. Нынче лишь яркий белый рожок месяца гуляет по звездному небу. С каждым днем он все тоньше. Вот-вот истает. Тогда и лету конец. Не верится, что еще неделя-другая – и придется уезжать. Над старым домом, над всей округой сомкнётся долгая осенняя, а потом и зимняя тишь.
Хотя в нынешние времена здесь и летом не больно шумят. Окраина, слава богу. Машины не досаждают. А народ – что молодой, что старый – на улице нынче не толчется, к телевизорам прибиваясь.
Мой старый дом помнит иное – когда детвору под крышу колом не загонишь. Особенно летом: ведь школьных уроков нет, одни лишь «уроки» домашние. Корову в стадо прогнать да встретить, в огородных делах помочь: копать, поливать все лето (мой ровесник Юрий Тегелешкин и сейчас в банный день вспоминает: «Триста шестьдесят ведер было в колодце… Три раза в день вычерпывал его…»); кроликам ли, козам травы нарвать, – хватает забот. Но в конце концов и они кончаются. «Я – на улицу!» – домашним короткое объяснение, и пятки сверкают.
Теперь ищи-свищи. Лишь голод – не тетка, во двор загонит. Да вечер, когда нужно огород поливать и встретить с попаса скотину. А потом снова: «Я – на улицу!» До поздней ночи.
«Улица» для детей нашей округи и всего поселка – это не просто встреча ровесников и уход от родительской опеки. Улица в пору моего детства – это мир, которого теперь нет и уже никогда не будет. Одних лишь игр не перечесть. Лапта… И каждый мальчишка ладил свою деревянную биту: удобную, с лопастью на конце, в меру тяжелую (чтобы и по силам, и мяч от удара улетал далеко). Городки, чиж… В один лишь резиновый мячик сколько игр… «Штандар!» И мячик летит высоко-высоко, ты убегаешь, а кто-то ловит опустившийся мячик и целит в тебя. А «выбивалы»? Конечно же «третий лишний», «жмурки» по кругу, «догонялы» и «куликалки-пряталки». «Раскол» и «разбег». Добро, что простор широкий: вся улица, все дворы. А «казаки-разбойники» и «отзыв давай»… Это уже в Лог пошли и в лесистое займище. А на месте, рядом можно играть в «козла», в «отмерялы»… Какие были прыжки! Дух захватит! У девчат – «классики» да «скакалки». Последние и для ребят, потому что ловкость нужна: не задев «скакалку», которую со свистом крутят и крутят, «с заходом» в нее войти, «с уходом», «с заменой». Не увернешься, хлестанет тебя резиновым жгутом по голому телу. И футбол. Сначала были «мячи», набитые тряпками да опилками. Тяжелые, надо сказать. Пальцы выворачивали. Потом появились надувные мячи, с покрышкой и камерой. В футбол сражались везде: возле дворов, на выгоне, в просторном Логу. Улица на улицу: Пролетарская на Октябрьскую. Класс на класс. Играли босиком, чтобы не разбивать обувку, она ведь денег стоит. И без судей, но по-честному: «не коваться», то есть по ногам не бить. А клюшки, хоккей – это уже зима, на замерзшем Кондоле да в Затоне, на Гусихе. Зимой же лыжи, да санки, да снежные городки-крепости, их «штурм» и «защита». Но это – зима! А все долгое лето рядом еще и живая вода: сначала Лог, мелкий и теплый, потом уже Дон и Затон. «Догонялы» в воде, «нырки» да «салки». И конечно рыбалка. Тяжелые весельные лодки, мозоли на руках… Но сколько радости, когда уплываешь все дальше и дальше! Сегодня до Березовой балки, а завтра – к озеру Нижнему.
И снова об играх. Теперь о них и памяти нет. «Айданчики», или «казанки», когда тяжелой, свинцом налитою битой издали целишься, бьешь. Чик, бук, тала, арца – забытые слова, а уж джюнга ли, джинга, айдан и тем более. Про «жестку» тоже теперь не помнят… Круглый кусочек кожи с длинной шерстью, к которому снизу крепится свинцовый ли, медный грузик. Расправил шерсть, подбросил рукою «жестку», а когда она падает, то не дай ей упасть, подбрасывая ногою, внутренней частью стопы. «И раз, и два, и три…» «Жестка» взлетает и взлетает вверх. «И десять, и двадцать…» Если ты мастер, то «жестка» выше головы летит, и ты успеешь повернуться вокруг и снова подбросишь. Это класс: «с поворотом», «пяточкой», «левой и правой». «Пятьдесят шесть, пятьдесят семь…» «Сто двадцать один, сто двадцать два… сто пятьдесят…» Это уже – мастера великие. Да еще и умельцы. «Жестку» надо уметь сделать самому, своими руками. Как и лапту, городки, бумажного змея. Помочь некому. Все безотцовщина. Война. Вдовы да сироты вокруг. Мирошкины, Подольцевы, Быковы, Чеботаревы, Ионовы… Что-то сейчас и не вспомню, у кого был отец живой. Толя Пономарев – без отца, Афонин – без отца, Лузиковы, Арьков Николай, Виктор Варенников… Все без отцов. Надеяться не на кого.
И еще один вопрос, ответ на который искать надо в прошлом.
– Вы артистом не были? – спросили меня из зала, в конце встречи.
Дело было в Москве, в Центральном доме литераторов, в Большом зале, когда молодые читатели, студенты да старшеклассники, присудили мне литературную премию. А перед этим недолгий, но разговор претендентов с полным залом. Каждому – свой черед. Говорил и я, отвечая на вопросы, последний из которых заставил меня рассмеяться:
– А вы артистом не были?
Я посмеялся: какой из меня артист?.. А потом вспомнил: наш старый дом, Калач-на-Дону, невеликий поселок, в котором было много артистов.
Старые фотографии. У них есть чудесная сила – воскрешать былое. Вот здесь, наверное, год 1945-й, еще военный. Детский сад, он назывался «водников» и размещался в полуподвале. Но дело не в стенах. Вот фотография: ребятишки, какой-то праздник, кажется, Первомай. На детях простенькие, но костюмы – из марли да цветной бумаги. «Украинка», «узбек» в тюбетейке, тоже бумажной, клеёной и раскрашенной. Но танцы были настоящие, народов СССР: гопак, лявониха, лезгинка. Марианна Григорьевна Блохина – наш музыкальный руководитель, вдохновитель и организатор – свое дело любила и знала.
Шумовой оркестр. Слыхали о таком? Он гастролировал только в Калаче-на-Дону. В клубе, который называли «водницким». Зал был полон. Как нынче говорят – аншлаг, причем постоянный. Полный зал взрослых людей.
Оркестранты – детишки из детского сада. Инструменты?.. Боже, чего там только не было! Деревянные ложки, колокольчики, погремушки, какие-то трещотки, ксилофоны из бутылок. Не помню всего. В сопровождении фортепьяно, за которым Марьяна Григорьевна. А почему шумовой? От бедности. Это же война, а значит – нищета. Но детям хочется радости. И Марьяна Григорьевна придумывает и создает шумовой оркестр. У него и дирижер был. Прямо как настоящий, с дирижерской палочкой. Палочка – вершок. И дирижер – не больше. Но как он кланялся, принимая восторженные аплодисменты зала! Левая рука прижата к груди. Грациозный поклон направо, и поклон налево, чтобы никого, не дай бог, не обидеть. А потом – вскинутая рука и поворот к оркестру: они, мол, тоже старались, а не только я.
Шквал аплодисментов и хохота.
Этим дирижером был я. А репертуар у нас был серьезный: Чайковский, Мендельсон и, наверное, Шуман. Ну как же без Шумана в шумовом оркестре. Знаменитом на весь Калач.
Вот еще одна фотография. Девочки в марлевых платьицах-«пачках» танцуют. Наверное, «танец маленьких лебедей». Это уже – школа.
А вот уже почти взрослые, класс седьмой, наверное. Участники театрального спектакля. Был в Калаче свой школьный театр. Ставили Островского, Гоголя, Розова, Корнейчука. Уже появился новый клуб, с большой сценой. Играли там для всего поселка. «В поисках радости» Розова… Кого я играл? Сынка профессорского, восставшего против семейной мебели! И другое: «Солнце низенько, вечер близенько. Выйди до мене, мое серденько…» – пел, и сейчас помню, Левко… Это тоже – я.
Какие были купчихи Островского! Их Лариса играла. А какой был Каленик, Витя Иваниди! А как он Любима Торцова играл! Такого и во МХАТе не сыскать.
– Исключительно талантливые дети! – говорила Марьяна Григорьевна.
А как мы пели! Все пели: вокалисты, хоры, которых в школе было несколько. У младших – свой, у старших – свой. В детском саду тоже – хор. А еще был хор «сводный» – все вместе, во время больших праздников.
Проверка голоса. «У тебя – первый, у тебя – второй». И вот уже дома все знают, что у Маши или у Гриши хороший голос и скоро будет концерт. Конечно, все придут: родные, соседи.
– Калачевские дети очень, очень одаренные, – говорила Марьяна Григорьевна.
Все это было в радость: пели и танцевали, декламировали, в спектаклях играли, репетировали, выступали с концертами.
Да и только ли мы: детвора, школьники. У взрослых был свой «драматический коллектив» в Доме культуры. Там же был хор, вокалисты. В больнице – своя самодеятельность. Конечно, не больные, а врачи да медсестры. В речном порту пели грузчицы. Была такая женская профессия – таскали на горбу мешки да ящики, выгружая да нагружая вагоны да баржи, пудовыми «насыпками» зерно перекидывали. А еще – пели. Несколько имен помню: Дуся Расторгуева, Матрена Неклюдова… Урывская… Их было много, человек тридцать. А во главе – знаменитый гармонист Митя Фетисов. Выступали в клубах, в госпиталях, ездили в Ростов и даже в Москву. Но это, как говорится, вакан, удача, в жизни – один раз. Все остальное – для земляков, а главное, для себя.
Много позднее на концерте ансамбля Дмитрия Покровского, так рано ушедшего, услышал я от него, со сцены, слова: «Самые счастливые в этом зале – это мы, потому что поем. А вы лишь слушаете».
Вот и мы, калачевские, в свою пору были людьми счастливыми: пели, танцевали, играли в спектаклях. Но это – в прошлом. Нынешний день: телевизор да редкий, во время очередных выборов, концерт какой-нибудь потертой «знаменитости», на стадионе.
Жаль, жаль… Ведь говорила Марьяна Григорьевна: «В Калаче удивительно талантливые люди. У них тонкий слух, хорошие голоса, удивительная пластика».
Это – про всех нас. Недаром, через столько лет, московские студенты, увидев и послушав меня, тотчас угадали во мне артиста.
Да и рассказы свои на Всесоюзном радио, на улице Качалова, читал я сам. Записывали Табакова, Покровского, кого-то еще. Потом поняли: автор должен читать. Получается лучше. Получалось.

Праздник

Вчерашний день выдался пасмурным и холодным. Шел дождь; задонские холмы еле виделись в туманной сырой мгле.
И нынче вот уже полудень, а дождь то стихнет, то снова стучит по жестяной крыше. Сумрачно, скучно. Абрикосовые деревья в белом цвету мокнут, словно сироты. А ведь завтра – праздник.
Вечером дождь перестал, но солнце так и не выглянуло. Ненастный день, поздняя холодная весна. Но все же весна. Небо в тучах, низкое, по-вечернему угрюмое; а на земле – свежая зелень, мокрая от дождя. Поодаль – словно белесая дымка стелется по траве. Это зацвела пастушья сумка. И рядом – цветущие абрикосовые деревья: белый, розовый цвет. Цветут они, как всегда, мощно: лишь у земли виден черный ствол, а выше – белое облако. Пасмурный вечер; сырость и зябкость. Но как хорошо смотрится белый дым цветения на зеленой земле… Обычно абрикосы цветут еще до зелени. Как-то даже тревожно: белое на черном. А нынче – зелено. Вот и видится в ненастном вечере: белое на зеленом. Так лучше: глазу – теплей, душе – покойней.
Подошел к деревьям. Еще издали, через сырость и холод, повеяло нежным духом. Сначала не поверил. Принюхался – точно: аромат. Подошел ближе, стал меж деревьев. Да, зябко, сумрачно, но пахнут, цветут.
Долго стоял. Пошел в дом. Из двора уже оглянулся: зелень, белый, размытый сумерками цвет, а значит, весна. Завтра – Пасха.
Ночью вышел: ветра нет, и прогалов нет в тучах; вечером по барометру стучал пальцем – ничего доброго: стрелка на «непогоде».
А утром проснулся, вышел во двор и глазам не поверил. В косых утренних солнечных лучах мокрая трава сияет, радужно переливаясь, вся в бисерной влаге. На небе – ни облачка.
Солнце поднялось выше, и разом раскрылись яркие, золотистые одуванчики; абрикосовые деревья – словно белые облака на земле; алыча зацветает, так сладко пахнет; смородины желтый цвет приторно сладок, его любят черные мохнатые шмели; они сыто гудят, пригибая тяжестью своей цветок за цветком. Целый день пчелы звенят и звенят. А вечером прилетели ласточки. Вот он и праздник.

Марьяна

«Вспоминаю очень часто душевные наши встречи, теплые беседы в маленьком и уютном вашем домике. Вы пишете, что я успокаивала вас, могла развеселить, а ведь сама я приходила, прибегала к вам с каждым новым событием, с каждым известием. У меня в Калаче ведь не было более дорогих и близких людей, чем вы» – это строки из письма Марианны Григорьевны Блохиной. Последние несколько лет она жила в Ростове-на-Дону, возле сына, сестры. Там и умерла.
Марьяну Григорьевну знали в каждом калачевском доме. У нее учились два поколения. Хотя была она вовсе не педагогом, а музыкальным руководителем «на полставки», то есть на половинной зарплате. Детский сад и школа. Шумовой оркестр, о котором я говорил, танцевальные группы, несколько хоров, драматический коллектив, вокалисты, чтецы-декламаторы.
– Калачевские дети очень одаренные. Очень! Пластика – удивительная. Голоса…
Мне, теперь уже коренному калачевцу, трудно с этим не согласиться. Это ведь и обо мне тоже. Но вот до Марьяны Григорьевны не было человека, который бы это увидел, почувствовал, сказал вслух.
Детский сад, школа… Надо успеть везде. Марьяна Григорьевна словно белка в суматошливом школьном и детсадовском колесе.
«В одиннадцать у меня – хор младших классов, потом просили на пионерском сборе поиграть, потом – танцевальный. После обеда собираю солистов. Вечером – драматический. Кто не придет? Лена? Почему? Сорвать репетицию?! Что с ней случилось? Сейчас побегу и найду ее!»
Старшеклассники, те, кто знал ее ближе, меж собой называли ее просто Марьяной. Она была по образованию вовсе не педагогом, а, кажется, инженером-электриком. Но хорошо играла на пианино, любила музыку. В детский сад и школу она попала случайно: война, эвакуация, чужой поселок, нужна работа. Вроде нечаянно получилось, а на всю оставшуюся жизнь.
Сейчас, со стороны, издали, видится: какая все же сумасшедшая была у нее работа! Ведь в школе что основное: математика, русский и прочее. А тут Марьяна со своими репетициями. И ей: то – места нет, то – нужных людей куда-то забирают. Или вдруг эти милые люди сами куда-то делись. Ищи, Марьяна! У солистки несчастная любовь, и ей не до песен. Уговаривай, Марьяна… А у Марьяны дома свои дети. И зарплата – копеечная. Не раз она грозила все бросить и уйти. Но к счастью, уйти не могла.
Поздний вечер. Пустая школа. Репетиция закончена. Устали. «Хотите, я вам что-нибудь сыграю?» – «Сыграйте, Марьяна Григорьевна…»
Открытое пианино. Музыка. Пристроимся рядом, слушаем. Уборщица, опершись на швабру, стоит, тоже слушает.
Потом, через долгое время, в годы взрослые, эта уборщица, встречая, спрашивала меня: «Как там Марьяна Григорьевна? Не слыхал? – Головой качала. – Какой человек…»
В последние свои калачевские годы Марьяна Григорьевна жила в школьной пристройке, в крохотной комнатке, нормальной квартиры так и не получив.
Она была из Одессы, из семьи Соколовских. Видимо, от немцев бежали. И оказались после войны в Калаче. Фима Наумовна – глава семьи, старая, седая. Две дочери: Марианна и Любовь Григорьевны, последняя сразу умерла. Я ее не помню. У нее остался сын Феликс. У Марьяны – сын Сергей. Так они и жили, вчетвером: Марьяна работала, ребята учились, Фима Наумовна вела дом.
Один случай. Мне рассказывали о нем не раз, тетя Нюра и мама. Это было в сорок седьмом или в сорок восьмом году, после войны.
Время тяжелое: голод, разруха. А у Фимы Наумовны и Марьяны, в их семье, были деньги. Помнится – пять тысяч рублей. (Сумма для того времени великая. Месячные зарплаты – тридцать рублей, пятьдесят рублей, семьдесят.) Говорили, что это выигрыш по «государственному займу». Выигрыш значит выигрыш. Фима Наумовна и Марьяна берегли эти деньги, не тратя их, для круглого сироты Феликса. Когда он вырастет, эти деньги ему помогут начать свою жизнь. А пока деньги берегут, не знаю уж – на сберкнижке ли, дома.
Но про «пять тысяч» многим известно. А времена были тяжкие: хлеба не ели досыта. И потому, когда припирало, люди шли к Фиме Наумовне и просили денег взаймы, на какой-то короткий срок, чтобы «перебиться». Брали многие, и все отдавали. Не вернул деньги лишь один человек. Помню его фамилию, но называть не буду. Он занял деньги, чтобы купить тёлку. А потом сказал: «Деньги не верну». И все. Кому идти жаловаться? И как? Никакого документа, даже расписки. А в те самые дни кому-то из знакомых срочно потребовались деньги. Кажется, Шкленникам. Тоже – беженцы, поляки ли, латыши. Детей имена помню: Эдуард, Витаус и Юля. Шкленники надеялись. А тут – такая вот история, которая всем стала известна. Но Шкленник все-таки пришел к Фиме Наумовне, потому что деваться некуда. Он пришел и сказал: «Я знаю, что вам деньги не вернули. Но мне взять больше негде. А нужда велит. Я написал расписку, и свидетели распишутся…» Фима Наумовна остановила его. «Не надо никаких расписок, – сказала она. – Если один плохой человек обманул нас, разве можно всем людям не верить». Вот и все.
Марьяну Григорьевну в тогдашнем Калаче все знали и долго помнили. Фиму Наумовну – тоже. «Какие люди хорошие… – говорили мои домашние. – Это не Розенцвейги…»
Розенцвейги – тоже одесские беженцы, из Или. Они туда эвакуировались с вагоном сапожного товара. Организовали артель, в которой работали ссыльные поляки. Всю войну Розенцвейги жили припеваючи. А потом вернулись в Одессу, как говорили, с вагоном денег. Но это – уже другое, почти нынешнее.
Марьяна Григорьевна – из времени иного, недаром она любила наш старый дом и его обитателей. Строки из писем: «Вспоминаю Калач и ваш милый домик… Вы с Анной Алексеевной всегда такие добрые, отзывчивые, ко всем людям ласковы… С вами мне было легко и свободно…» «…здесь, даже с самыми близкими… мне как-то не по себе. По их мнению, я не умею жить, не умею устраиваться, добиваться… не раз уже говорили, что я идеалистка, наивная женщина, безосновательно верю во все хорошее в жизни, в людях. Кто знает, может быть, это и так… Но мне всегда люди казались хорошими в большинстве случаев.
Нет, мне кажется, я была права. И вы, мои хорошие друзья, сохраняйте свою доброту к людям. Не теряйте веру…»
Наш старый дом, его семейные альбомы, пожелтевшие фотографии. Детский сад, школа. Веселая детвора: танцуют, поют… Где-то там, рядом, наша Марьяна. А это – уже постарше: драматический кружок. Веня Болдырев, Валера Скрылев, Валя Жукова, Маша, Рая, Галя и я… В «Майской ночи» мы были «ведущими актерами». А это еще старше, и люди другие, но тоже драмкружок: Егор, Митя, Юра Могутин, Валя Попова и я, уже подрос, это десятый, наверное, класс. Светлые, милые лица. И Марьяна с нами. А вот уже младший мой брат, Николай, – он десятью годами моложе – тоже с Марьяной Григорьевной. Целая гурьба ребятишек. Поют скворчата.
Гляжу на фотографии. Музыкантами, артистами, художниками никто из нашей братии не стал. Даже в мыслях этого не было. Учились, работали, жили, живем. А как же «Учитель, воспитай ученика»?.. Что нам дала Марьяна? Минуты радости в детстве и в юности. И еще: «Калачевские дети очень одаренные».
Спасибо, Марианна Григорьевна.

Боль старого дома

«Чужого горя не бывает» – это все сказки. Правдивей иное: «Сытый голодного не поймет».
«…такое у нас горя и потеря убили зладеи маего гароя Володю… я жила только для детей… чтобы были харошие спицалисты чтобы все их лубили и уважали… и для чего мне осталас жить серце больное а умерет не могу я два дня не работаю все хажу как аглушоная…» Это из письма тети Шуры Саломатиной. Война, год 1943-й. Страшное письмо. А чуть раньше убили старшего сына, Павлика. Одному – двадцать лет, другому – восемнадцать. А тетя Шура потом жила еще почти полвека. И полвека плакала. Кто поймет ее? Чем утешит? Одно, нехитрое оправдание: была война.
В нашем доме жила иная боль. Без войны.
Теперь все это лишь давняя история: полстранички в каком-нибудь школьном учебнике. 1937 год. Сталинские репрессии. Специалисты спорят: десять ли миллионов жертв или двадцать. Нынешний школьник дома прочитал, на уроке учителю оттарабанил, получил «пятерку». Репрессии: десять миллионов погибло, еще десять в лагерях выжило. Потом всех реабилитировали, то есть признали невиновными. И мертвых, и живых. Но у каждого из них – отцы, матери, жены, дети, братья, сестры. Двадцать миллионов умножить на сколько? Получается – вся страна.
Говорил я, что глава нашего дома – дядя Петя – характером был довольно крут; порою придирчив по мелочам, вспыльчив до бешенства. Кому под горячую руку доставалось? Мне да защитнице – тете Нюре. Теперь, через время, я понимать начинаю. Страшная у человека была судьба. А за какие грехи?..
Петр Григорьевич Харитоненко работать начал с десятилетнего возраста. Отец его умер в 1912 году, оставив пятерых детей и жену. К тому времени лишь старший из сыновей начал работать. Пришлось и другим отправляться на заработки. Дядя Петя окончил один ли, два класса школы. Работал мальчишкой «на посылках», косил сено, хлеб убирал у людей, картошку копал, продавал газеты.
В четырнадцать лет был принят «рассыльным матросом» на Сретенскую пристань. Через год – подручный слесаря, еще через год – младший масленщик, сначала на пароходе «Корсаков», потом – «Граф Амурский». (Масленщик – подручный у пароходных механиков.) Это – уже «в люди выбился»: себе на хлеб зарабатывает и даже матери помогает.
А потом – учеба: рабочий факультет в Чите, во Владивостоке. Служба в армии. Снова – работа масленщиком. И снова – учеба: Владивосток, Москва, Институт инженеров водного транспорта.
Полуголодный мальчишка-сирота, рассыльным, на побегушках кусок хлеба добывающий, становится инженером, ведущим специалистом большого завода. Неплохо, по тем временам, живет: квартира, зарплата и даже персональная «пролетка с кучером», которые доставляют его на работу, с работы. Сын вот-вот в школу пойдет. Ждут еще в семье прибавления. Идут разговоры о повышении по службе, даже о переводе в Москву, в министерство. Тридцать три года. Здоров и крепок. Очень красив. Фотографии не соврут. Вот она – судьба: все своими руками и головой; сирота, сын прачки, поломойки, все преодолел, превозмог, «стал человеком». И жена его, тетя Нюра, тоже ведь из сиротской семьи, с детских лет, без матери, за хозяйку. Стирка, мытье, еда – всё на ней, а еще – на заработки: хлеб жать, копать картошку, полы мыть, чужое белье стирать. Потом – работа на пароходах: уборщица, прачка, повар. Теперь – жена специалиста, работает в сберкассе. Все сыты и одеты. Сын Славочка, с длинными расчесанными золотыми кудрями. И второй ребенок вот-вот появится. Хочется девочку. Тетя Нюра в молодости тоже была хороша. Словом, живи и радуйся.
И вдруг – всё вдребезги: арест, тюрьма, потом – ссылка, снова – тюрьма, высшая мера, ожиданье расстрела, замена его, этапы, Ивдельлаг… Неожиданно, непонятно, на долгие годы.
«Мною был вовлечен в контрреволюционную организацию инженер Харитоненко…» (со слов следователя, из показаний начальника Амурского пароходства Рогожкина).
«Мне известно, что с ДВК (Дальневосточный край) перебрасывается группа водников, являющихся шпионами, в том числе инженер Харитоненко» (со слов следователя, из показаний начальника механо-судовой службы Верхне-Иртышского пароходства Бурыхина).

Сочинение по тексту: “Писем от Марьяны, старой нашей няньки, ждать не приходилось.” Екимов Б.П.

Что значит хорошо относиться к старикам? Об этой вечной проблеме заставил меня размышлять писатель Б. Екимов.

В тексте рассказывается обычная история о том, как одна обеспеченная семья помещает в некий «замечательный приют с прекрасно налаженным бытом» старую няню. Рассказчик, которого она вырастила, однажды решает вместе со своим отцом навестить Марьяну. Автор показывает, как она рада встрече с родными, как она бодрится изо всех сил, старается не показать своей тоски и одиночества, убеждая их в том, «как ей славно и хорошо живётся». А у молодого человека сжимается сердце, и от стыда он не может поднять глаза на свою любимую няню.

Писатель подводит нас к мысли, что хорошее отношение к старикам не может ограничиваться их материальным обеспечением.

Я разделяю точку зрения автора. Не хлебом единым жив человек! Люди, а старики в особенности, нуждаются в другой роскоши – роскоши человеческого общения. Порой пожилого человека достаточно просто выслушать или побыть с ним рядом. Старики должны быть уверены в своей нужности, а не чувствовать себя помехой или обузой «молодёжи».

Вспоминается героиня рассказа К. Г. Паустовского «Телеграмма», которая каждый раз откладывает поездку к больной одинокой матери и даже забывает отвечать на её письма. Получив известие о болезни Катерины Ивановны, девушка снова медлит и не застает её в живых. Это тот случай, когда исправить ничего нельзя, а муки совести вряд ли утихнут с годами…

Таким образом, текст Б. Екимова учит, как не совершать досадных и горьких ошибок в жизни.